Станислав Соболевский: самый молодой доктор наук
Самый молодой в Беларуси доктор наук — 31-летний Станислав Соболевский — уверен, что не стал бы ученым, если бы в пять лет дедушка не научил его играть в шахматы.
— Математика и счет в уме — это далеко не одно и то же. Ученый умеет аналитически мыслить, а быстрый счет — удел фокусника. По поводу использования в быту профессиональных навыков есть замечательный анекдот. Преподаватель математики встречает бывшего ученика и спрашивает, пригодились ли тому в 
жизни знания, которые он дал. На что ученик отвечает: «Конечно! Однажды в непогоду ветер сорвал с моей головы шляпу и опустил ее прямо в лужу. Тогда я взял проволоку, согнул ее в виде интеграла и вытащил шляпу из воды».
Это я к тому, что в обыденной жизни ученые не выводят формул, не делают сложных подсчетов — они используют не знания, а скорее научный склад ума. Олимпиады тренируют смекалку и реакцию, наука учит ставить цель и планомерно идти ей навстречу. Кроме того, формируется умение мыслить нестандартно, которое находит применение в любой сфере жизни.
— А вы не пробовали применить свое нестандартное мышление к теореме Ферма, над которой вот уже триста лет бьются ученые всего мира?
— Спешу вас огорчить: теорему Ферма уже доказали — правда, на высшем математическом уровне, который понимают человек десять в мире. Этим теорема и интересна: ее формулировка ясна любому школьнику, и в то же время она требует чрезвычайно сложных доказательств. Впрочем, то, что ученые подтвердили ее истинность, ничего сверхъестественного за собой не повлекло: ракеты в космос в два раза быстрее не полетели.
— А ваши исследования способны произвести в белорусской науке маленькую революцию?
— Особенность фундаментальной науки заключается в том, что ученые не знают, используют когда-нибудь их открытия или нет. Если они и найдут применение, то это может произойти и через 50 лет, и через 100, 200. Такая у нас судьба — работать «в стол». Конечно, психологически это тяжело, и раньше или позже у каждого ученого наступает кризис жанра, — для меня это уже пройденный этап. Выход один: вместе с фундаментальной наукой нужно заниматься преподаванием — только оно дает ощущение, что ты приносишь пользу обществу уже сегодня.
— Нет досады, что порой студенты не понимают того, что вам самому кажется элементарным?
— Преподаватель должен делать различие между собою, посвятившим науке годы, и студентом, который только ступил на этот путь. Лучше всего дисциплину понимает тот, кто хочет понять, кому она интересна, поэтому очень важно уметь увлечь своим предметом. Это отлично получалось у моего школьного учителя, а впоследствии и научного руководителя кандидатской — профессора Гродненского университета Ивана Платоновича Мартынова. Не могу сказать, что у него была уникальная система преподавания — он просто любил свой предмет и его любовь была заразительна.
— Думаю, он может гордиться своим учеником: в 21 год вы защитили кандидатскую, в 30 лет — докторскую…
— С кандидатской было легче: в Гродно я зарекомендовал себя как подающий надежды математик: в школьные годы четыре раза побеждал на республиканских олимпиадах, дважды привозил серебро с международных, был сильным студентом, активным в научной работе. В Минске пришлось все начинать с нуля — доказывать, что я чего-то стою. Это заняло ни много ни мало девять лет. Полтора года из них я отдал армии: по законам Республики Беларусь кандидатов наук призывают на службу. Отнесся к этому спокойно: у меня и дедушка военный, и отец. Это даже почетно — продолжать семейную традицию.
Кроме того, служба в МЧС подсказала мне идею нового научного исследования: я занялся моделированием процесса эвакуации людей из помещения. А еще именно в армии я, получив после курса молодого бойца звание лейтенанта, впервые примерил на себя роль руководителя. Этот опыт мне очень пригодился на нынешней должности.
— Наверняка вам приходится отдавать распоряжения коллегам, которые старше вас чуть ли не вдвое. Как они относятся к вашим поручениям?
— У нас с коллегами полное взаимопонимание. Более того, я сам стараюсь брать на работу людей постарше. Энергии мне хватает и своей, а вот опереться на чей-то жизненный опыт порой очень хочется. Впрочем, вы зря делаете упор на мой возраст: история знала более молодых и руководителей, и ученых. Тот же Владимир Платонов, возглавлявший Академию наук в начале девяностых, защитил докторскую в 28 лет.
— Слышала, что Владимир Петрович объехал с лекциями всю Европу и Америку. А вам хватает времени на путешествия, на свои увлечения?
— Увлечений у меня много. Люблю поездки, спорт — с удовольствием катаюсь на горных лыжах. Чтение тоже очень люблю. Последнее время пристрастился к историческим очеркам Эдварда Радзинского. Пожалуй, история — это единственное, против чего мой математический склад ума бессилен: логикой ее не возьмешь.
То же и с судьбой отдельного человека: жизнь только на 20 процентов состоит из закономерностей, а остальные 80 — случайности. Так и в моей жизни. Ученые степени — это, пожалуй, единственное, что было предсказуемо, ведь я целенаправленно шел к этому долгие годы. Зато почти все, что предопределило мою судьбу: и встречи, и карьерные повороты, — было случайным. Глядишь, если бы дедушка не решил обучить меня, пятилетнего, игре в шахматы, может, и не был бы я математиком.
— А кем тогда?
— Знаете, люди с математическим складом ума добиваются успехов везде — в программировании, бизнесе и даже государственном управлении. К примеру, известный математик Поль Пенлеве в начале XX века стал премьер-министром Франции. Недаром в наших профессиональных кругах бытует поговорка «Математик может все». Или другой ее вариант — «Математик сделает это лучше».
Во время встречи с преподавателями вуза (2013)
